The missiles of October—in Okinawa (Russian translation) Октябрьские ракеты на Окинаве

Джон Бордни, проживающий в г.Блейксли, штат Пенсильвания, хранил свое прошлое в секрете более пяти десятилетий. Только недавно Военно-воздушные силы США дали ему разрешение рассказать свою историю, которая, если она окажется правдой, может стать еще одним ужасающим дополнением к и без того длинному и пугающему списку ошибок и сбоев, которые чуть не кинули мир в пучину ядерной войны.

История эта начинается в первые часы 28 октября 1962 года, чуть позже полуночи, в самый разгар кубинского ядерного кризиса. Летчик Военно-воздушных сил США Джон Бордниначал свое дежурство, как он говорит об этом сейчас, полным мрачных предчувствий. В то время, в ответ на ухудшающийся кризис в связи с секретным развертыванием советских ракет на Кубе, степень готовности всех стратегических сил США была поднята до кода состояния боевой готовности – 2 (DefenseReadinessCondition2 или DEFCON2); то есть, они были готовы перейти к коду DEFCON1 в течение считанных минут. Находясь в состоянии готовности DEFCON1 можно произвести запуск ракет уже через минуту после того, как персоналу отдана соответствующая команда.

Бордни служил на одной из четырех секретных площадок запуска ракет на оккупированном США японском острове Окинава. На каждой площадке имелось по два пункта управления пуском ракет; каждый из них был укомплектован расчетом из семи человек. При поддержке такой команды, каждый офицер, управляющий пуском, отвечал за четыре крылатые ракеты «MaceB», вооруженные ядерными боеголовками «Mark28». Боеголовка «Mark28» обладала эквивалентом 1,1 мегатонн тротила, – т.е. каждая из них примерно в 70 раз мощнее, чем бомбы, сброшенные на Хиросиму или Нагасаки. Вместе это 35,2 мегатонн разрушительной силы. При дальности действия в 2250 км, ракеты «MaceB» с Окинавы могли с легкостью достичь коммунистических столиц Ханоя, Пекина или Пхеньяна, а также советских военных объектов во Владивостоке.

Через несколько часов после того, как Бордни заступил на дежурство, майор, командующий Центром обеспечения пуска ракет на Окинаве вышел в эфир для стандартной радиосвязи между всеми четырьмя площадками, которая должна проводиться в середине каждого дежурства. После обычной проверки времени и сообщения о погодных условиях пошла привычная цепочка кодов. Обычно первая часть цепочки не совпадала с цифрами, которые имелись у личного состава. Но на этот раз буквенно-цифровой код совпал, что говорило о том, что следует выполнить особые инструкции. Иногда полное совпадение передавалось в целях тренировки, но в подобных случаях не совпадали вторые части цепочки. Когда готовность ракет перешла в состояние DEFCON2, военнослужащим сообщили, что больше тренировочной передачи кодов не будет. Поэтому, когда первая часть кода совпала, расчет Бордни пришел в состояние тревоги, и, действительно, вторая часть, – первый раз за все время службы, – также совпала.

На этом этапе офицер, управляющий пуском ракет в расчете Бордни, капитан Вильям Бассетт, получал разрешение открыть свой пакет. Если код в пакете совпадал с третьей частью кода, который был получен в радиограмме, капитан должен был, согласно приказу, распечатать конверт, лежащий в пакете, и получить информацию о цели атак, а также ключи пуска. Бордни говорит, что все коды совпали, что подтверждало инструкцию на запуск всех ракет, прикрепленных к его расчету. После того, как радиограмма была передана всем восьми подразделениям, капитан Бассетт, являясь старшим офицером на этом дежурстве, взял на себя командование, предполагая, что другие семь расчетов на Окинаве также получили этот приказ, – не без гордости поведал мне Бордни в трехчасовом интервью в мае 2015 года. Он также позволил мне прочитать главу об этом инциденте в его неопубликованных мемуарах; кроме этого, я написал ему более 50 электронных писем для того, чтобы быть до конца уверенным, что полностью понял его пересказ этого происшествия.

Согласно рассказу Бордни, на пике кубинского ракетного кризиса, Военно-воздушные силы, дислоцированные на Окинаве, получают приказ запустить 32 ракеты, каждая вооруженная ядерными боеголовками. Только осторожность, здравый смысл и решительные действия кадрового состава, получившего этот приказ, предотвратили запуск ракет, – и заодно остановили ядерную войну, которая наверняка бы последовала.

Агентство «Киодо Ньюз» сообщило об этом событии, но лишь упомянув расчет, в который входил Бордни. По моему мнению, полные воспоминания Бордни, – имеющие отношение и к остальным семи расчетам, – должны быть обнародованы именно сейчас, – потому что они предоставляют американскому правительству более, чем достаточно причин поиска и своевременной публикацией всех документов, имеющих отношение к событиям на Окинаве во время кубинского кризиса. Если он окажется правдой, рассказ Бордни принесет значительную пользу для исторического понимания не только кубинского кризиса, но и той роли, которую играли и продолжают играть случайности или ошибки в ядерном веке.

Что утверждает Бордни. В прошлом году Бордни дал достаточно продолжительное интервью Масакацу Ота, ведущему журналисту агентства «Киодо Ньюз», которое, в свою очередь, позиционирует себя как ведущее новостное агентство Японии с представительствами по всему миру и более чем 40 информационными бюро за пределами страны. В статье от марта 2015 года Ота изложил большую часть рассказа Бордни и добавил, что «еще один бывший американский ветеран, служивший на Окинаве, также подтвердил [рассказ Бордни] на условиях анонимности». Ота впоследствии отказался назвать безымянного ветерана, потому что обещал тому анонимность.

Также Ота не включил в отчет те части рассказа Бордни, которые основываются на телефонных разговорах, которые, как он говорит, он слышал между капитаном Бассетом и другими семью офицерами. Бордни, который находился в пункте управления пуском ракет вместе с капитаном, был личным свидетелем только того, что говорилось на одном конце провода во время таких разговоров, – кроме случаев, когда капитан напрямую пересказывал Бордни и двум другим членам расчета, находившимся в пункте управления, что говорили другие офицеры.

Обладая таким ограниченным знанием, вот что Бордни говорит о разворачивающихся той ночью событиях:

Сразу после того, как капитан Бассет открыл пакет и убедился, что он получил приказ запустить все четыре ядерные ракеты, находящиеся под его командованием, он выразил мысль, что чего-то идет не так, – рассказывает Бордни. Инструкции к запуску ядерного оружия должны отдаваться только в состоянии боевой готовности; фактически, это было главное отличие кода DEFCON2 от DEFCON1. Бордни вспоминает, как капитан говорил: «Мы не получили приказа на переход к коду DEFCON1, что противоречит правилам, и нам надо действовать с осторожностью. Может быть, все это взаправду, а может быть, это самая большая ошибка, которую нам придется совершит в этой жизни».

Пока капитан советовался по телефону с некоторыми офицерами на других площадках запуска, личный состав размышлял, не была ли передача приказа о коде DEFCON1 заглушена противником, в то время как метеосводке и зашифрованному приказу на запуск каким-то образом удалось пройти без помех. И еще, как вспоминает Бордни, капитан поделился с ними еще одним опасением, высказанным другими офицерами: что, если противник уже произвел упреждающий удар, и, в горячке ответной реакции, командование пренебрегло шагом по переходу к коду готовности DEFCON1. После некоторых торопливый расчетов, члены личного состава осознали, что, если целью упреждающего удара является Окинава, удар этот им уже пришлось бы ощутить в реальности. С каждой секундой, которая проходила без звуков или сотрясений от взрыва, это возможное объяснение становилось все менее вероятным.

И все же, чтобы застраховаться от этой возможности, капитан Бассетт приказал своему расчету сделать окончательную проверку готовности к запуску каждой из ракет. Затем капитал зачитал список целей, в котором, к удивлению расчета, три из четырех целей были не в России. Как вспоминает Бордни, в этот момент зазвонил внутренний телефон. Другой офицер, ответственный за запуск ракет, сообщил, что в его списке две цели не в России. Зачем ставить под удар невраждебные государства? Это казалось неправильным.

Капитан приказал, чтобы шахты с ракетами, направленными на цели не в России, оставались закрытыми. Затем он приоткрыл люки в стартовой шахте ракеты, предназначавшейся для России. В этом положении их можно было раскрыть полностью (даже вручную) или, если бы снаружи произошел взрыв, люки закрылись бы взрывной волной, таким образом увеличивая шансы на то, что ракета сможет пережить этот удар. Он также связался по рации со всеми другими расчетами и посоветовал принять такие же меры, в ожидании «разъяснения» радиограммы, пришедшей в середине дежурства.

После этого Бассетт связался с Центром обеспечения пуска ракет и запросил, под предлогом того, что первая радиограмма не дошла целиком, чтобы отчет середины дежурства был передан еще раз. Была надежда, что это поможет людям в центре заметить, что закодированный приказ первоначального сообщения был отдан по ошибке, и использовать повторную радиограмму для исправления ситуации. Весь расчет пришел в оцепенение, когда, после контроля времени и метеосводки, прозвучал неизмененный зашифрованный приказ на запуск. Остальные семь расчетов, естественно, тоже получили повторение этих же инструкций.

Как следует из воспоминаний Бордни, – которые, я еще раз обращаю внимание, основаны на том, что он слышал лишь одну сторону телефонных разговоров, – ситуация с одним из стартовых расчетов была наиболее сложная: все его цели были в России. Офицер, управляющий пуском в том расчете, в должности лейтенанта, ослушался приказ старшего по званию, – т.е. капитана Бассетта, – проигнорировать только что повторенный приказ майора. Второй офицер, управляющий пуском на той площадке, отрапортовал Бассетту, что лейтенант приказал своему расчету приступить к пуску ракет! Бассет немедленно приказал другому офицеру, как вспоминает Бордни, «направить туда двух вооруженных летчиков и застрелить [лейтенанта], если тот попробует завершить пуск без [или] устного приказа «старшего офицера», или сообщения о переходе на код DEFCON1 от Центра обеспечения запуска ракет». Два этих пульта управления запуском ракет отделяли друг от друга около 30 метров подземного тоннеля.

В этот самый нервный момент, как говорит об этом Бордни, ему внезапно показалось странным, что такой важный приказ оказался прикреплен к хвосту метеосводки. Также необычным показалось ему и то, что майор методично повторил закодированное сообщение без единой тени напряжения в голосе, будто это было чуть более, чем скучная необходимость. Другие члены расчета согласились с ним; Бассетт немедленно решил перезвонить майору и сообщить тому, что ему необходимо сделать одно из двух:

• Поднять степень готовности до кода DEFCON1 или
• Издать приказ об отмене запуска

Судя по тому, что говорит Бордни о том, что он слышал из того телефонного разговора, эта просьба вызвала у майора более стрессовую реакцию, и он немедленно передал радиограмму с новыми зашифрованными инструкциями. Это был приказ на отмену запуска ракет… и вот таким простым образом этот инцидент завершился.

Чтобы убедиться в том, что катастрофа действительно предотвращена, капитан Бассетт связался с другими офицерами, управляющими пуском, и получил подтверждение, что ни одна ракета не была запущена.

С самом начале этого кризиса, по словам Бордни, капитан Бассетт предупредил своих людей: «Если это ошибка и мы не запустим ракеты, не будет никакого официального признания, и, считайте, всего этого никогда не было». Теперь же, когда все закончилось, он сказал: «Никто из нас не должен обсуждать что-либо из случившегося сегодня, я подчеркиваю, ничего. Никаких обсуждений в казарме, в баре, и даже здесь, на площадке запуска. Об этом даже нельзя написать домой. Я ясно выражаю свою мысль?»

В течение более 50 лет это молчание соблюдалось неукоснительно.

Почему правительство должно найти и опубликовать архивные записи. Немедленно. Сейчас, когда он прикован к инвалидному креслу, Бордни пытался, пока безуспешно, найти записи, имеющие отношение к инциденту на Окинаве. Он утверждает, что было проведено дознание, и каждый из офицеров, управляющих пуском, давал показания. По словам Бордни, примерно месяц спустя их пригласили на заседания военного трибунала по делу майора, который отдал приказ о запуске. Бордни вспоминает, что капитан Бассетт, в единственное нарушение его собственного уровня секретности, рассказал своим подчиненным, что майора понизили в звании и вынудили выйти на пенсию с минимальным периодом службы в 20 лет, который тот так или иначе почти уже завершил. Не были предприняты никакие другие действия, – не была даже объявлена благодарность офицерам, которые предотвратили ядерную войну.

Бассетт скончался в мае 2011 года. Бордни пытался найти в интернете других членов пускового расчета, которые могли бы дополнить его воспоминания. «Национальный архив безопасности», группа наблюдателей со штаб-квартирой в Библиотеке им.Гелмана при Университете Джорджа Вашингтона, согласно Закону о свободе доступа к информации, направила в Военно-воздушные силы запрос на документы, имеющие отношение к окинавскому инциденту, но подобные запросы долгие годы не приводят к выдаче документов, если такая выдача вообще когда-нибудь осуществляется.

Я отдаю себе отчет в том, что воспоминания Бордни не являются окончательно подтвержденными. Но я видел, как он был последовательно правдив относительно вопросов, которые я сам могу подтвердить. Инцидент подобной важности, по-моему не должен основываться на свидетельствах одного человека. Военно-воздушные силы и другие правительственные органы должны проявить инициативу и предоставить любые имеющиеся в их распоряжении документы, связанные с этим инцидентом, – и незамедлительно. Общественности долгие годы представляли неверную картину тех опасностей, которыми чревато размещение ядерного оружия.

Мир имеет право знать всю правду о стоящих перед ним ядерных опасностях.

Примечание редактора: по мере того, как мы рассматривали возможность публикации этой статьи, по просьбе Аарона Товиша, Дэниэл Эллсберг, который был консультантом Министерства обороны от Корпорации Ранд во время кубинского ракетного кризиса, написал пространное электронное сообщение в Бюллетень. В этом сообщении, в частности, заявлялось: «Я чувствую необходимость выяснить, являются ли рассказ Бордни и предварительные выводы, сделанные Товишем из этого рассказа, реальными, – не только ради прошлой истории, но и ввиду того, какое значение они имеют для оценки текущих опасностей. Этот вопрос не может ожидать «нормального» срока обработки запросов по каналу Закона о свободе доступа к информации, будь то от Национального архива информации или Бюллетеня. Расследование конгресса, судя по всему, может иметь место только в том случае, если Бюллетень опубликует этот тщательно продуманную статью вместе с призывом обнародовать детальную документацию, оставшуюся, по некоторым данным, после проведенного в те годы официального дознания, таким образом сняв этот непростительный (хотя и очень предсказуемый) гриф секретности».

В то же самое время исследователь программы Принстонского университета по науке и всемирной безопасности Брюс Блэр также направил в адрес Бюллетеняэлектронное сообщение. Вот это письмо полностью: «Аарон Товиш попросил меня привести для вас доводы о том, думаю ли я, что эту статью необходимо напечатать в Бюллетенеили, собственно говоря, в любом печатном издании. Я полагаю, что ее следует опубликовать, даже несмотря на то, что на данном этапе она не до конца подтверждена. Меня подкупает то, что сам по себе отчет «из первых рук» от заслуживающего доверия источника, находившегося в команде запуска,имеет большое значение для установления правдоподобности таких сведений. Также я впечатлен тем, что описываемое выглядит как вполне достоверная последовательность событий, исходя из моего знания процедур управления и контроля ядерного оружия в тот период (и позже). Честно говоря, меня не удивляет и то, что приказ на запуск был непреднамеренно передан пусковым расчетам. По моим сведениям, подобное случалось несколько раз, и еще, наверняка, были случаи, о которых я не знаю. Один раз это произошло во время ближневосточной войны 1967 года, когда экипажу самолета-носителя ядерных ракет был отдан приказ на настоящую атаку вместо приказа о тренировочной ядерной атаке. В другой раз это произошло в начале 1970-х, когда [Стратегическое авиационное командование в Омахе] передало тренировочный … приказ на запуск в форме настоящего приказа на запуск. (Я лично могу поручиться за реальность этого инцидента, так как это конфузное сообщение было перенаправлено расчетам запуска ракет Минитмен.) В обоих упомянутых случаях проверка кода (запечатанные коды проверки подлинности в первом случае и проверка подлинности сообщения во втором) дала сбой, в отличие от инцидента, описанного членом пускового расчета из статьи Аарона. Но вы можете проследить тенденцию. Просто-напросто такие провальные ошибки не так редки. И еще один, последний, аргумент для усиления моей позиции: ближе всего США подошли к решению Президента о непреднамеренном стратегическом запуске в 1979 году, когда тренировочная запись раннего оповещения Объединенного командования ПВО Североамериканского континента, изображающая полномасштабную советскую стратегическую атаку, была случайно направлена в реальную сеть раннего оповещения. Советнику по национальной безопасности Збигневу Бжезинскому два раза звонили ночью с сообщением о том, что США находятся под атакой, и он просто поднимал трубку и убеждал Президента Картера в необходимости немедленной авторизации полномасштабного ответа. И только во время третьего звонка ему сообщили, что это была ложная тревога.

Я понимаю и принимаю вашу редакторскую осторожность в этом вопросе. Но, по-моему, весомость доказательств и история серьезных ядерных ошибок могут оправдать публикацию этой статьи. Таково мое личное мнение.»

В сентябрьской электронной переписке с Бюллетенем Ота, ведущий журналист агентства «Киодо Ньюз» заявил о «100-процентной уверенности» в своей статье, написанной на основании воспоминаний Бордни о происшествии на Окинаве, «даже несмотря на то, что в ней все еще имеются недостающие элементы».