The authoritative guide to ensuring science and technology make life on Earth better, not worse.

Чернобыль, Фукусима и готовность к «следующей аварии»

Одним прекрасным днем в апреле 1986 года малоизвестное место, называемое Чернобылем, получило печальную славу. Двадцать пять лет спустя похожая судьба постигла префектуру Фукусима в Японии. По итогам,авария на Фукусиме была взята под контроль лучше, чем чернобыльская, но если катастрофа случится на еще одной атомной станции, все может пойти по совершенно непредвиденному сценарию. Готовы ли страны к адекватному ответу на «следующую аварию»? В ходе данного круглого стола авторы из Австрии, Камеруна и Индии оценят усовершенствования, сделанные за последние 30 лет в плане подготовки к возможной атомной аварии и обсудят, как можно сделать эту подготовку еще лучше. 

Поставьте нам лайк на фейсбуке: Bulletin of the Atomic Scientists: русский

Подписаться на наши новости в Твиттере: @BulletinRussia

Round 1

Значительный прогресс после Чернобыля, – и поле для дальнейшей работы

Катастрофу можно определить как событие непредвиденной серьезности и масштаба, которое причиняет чрезвычайный ущерб, не позволяющий быстрое восстановление. Катастрофы вызывают угрозы, которые выходят за уровень контролируемости. По всем другим параметрам катастрофа была бы не катастрофой, – но всего лишь кризисом.

Ключ к управлению катастрофами, таким образом, – предвидеть и быть готовым к худшему. К счастью, с развитием науки и технологий, также получила развитие и человеческая способность предвидеть и реагировать на катастрофы. Окружающая среда продолжает выдавать на гора экстремальные природные катаклизмы. Но сегодня опасная деятельность, которой занимаются люди, обычно проектируется с учетом готовности к чрезвычайным ситуациям и путей реагирования на них.

Производство атомной энергии является одним из таких видов деятельности, но за более чем 60 лет эксплуатации энергетических реакторов, – а это 16000 совокупных реакторо-лет, – ядерная промышленность пережила только две катастрофы: в Чернобыле и на Фукусиме. И только чернобыльская авария привела к человеческим жертвам, – тридцати непосредственно после катастрофы и еще около двадцати в дальнейшие годы, – с прогнозируемыми дополнительными жертвами в длительной перспективе. Эти цифры показывают, что ядерная промышленность уделяет должное внимание безопасности ядерных реакторов. Она осознает, что даже двух аварий за шесть десятилетий, лишь одна из которых повлекла за собой человеческие жертвы, было достаточно, чтобы создать отрицательное общественное мнение относительно ядерной энергии!

Существует три способа работы с этой проблемой. Прежде всего, безопасность работы реакторов может постоянно совершенствоваться. Во-вторых, существует возможность учреждать улучшенные системы аварийной готовности и реагирования на чрезвычайные ситуации. В-третьих, можно информировать общественность об успехах на обоих фронтах. Как чернобыльская, так и фукусимская катастрофы преподали нам важные уроки по всем трем вышеуказанным измерениям, – но главное здесь именно в улучшенной готовности к катастрофам по сравнению с 1980-ми.

В этом смысле были произведены значительные усовершенствования. Чернобыль привел к созданию международной юридической структуры по обеспечению готовности и мерам реагирования в чрезвычайных ситуациях, с также комплекса соответствующих нормативно-правовых процессов и официальных рекомендаций. Воплощение в жизнь всего этого комплекса мер является вопросом национальной ответственности каждой страны. При этом внедрение мер идет в соответствии с международными ориентирами, которые были в основном созданы после чернобыльской аварии и, в некоторых случаях, модифицированы после Фукусимы.

Предпринятые шаги. Международное агентство по ядерной энергии (МАГАТЭ) является ведущей организацией, устанавливающей условия, очерчивающие правила работы с чрезвычайными ситуациями. После Чернобыля первым подобным инструментом, который был принят на вооружение, явилась Конвенция по раннему оповещению ядерных аварий. Ввиду того, что чернобыльская катастрофа так явно продемонстрировала, что ядерные катастрофы подразумевают последствия, переходящие государственные границы, многие страны ввели эту Конвенцию в законную силу достаточно быстро, – к концу ноября 1986 г. Конвенция по оказанию помощи в случае ядерной аварии или чрезвычайной радиологической ситуации была принята одновременно с предыдущей, хотя и не вступила в силу до следующего за этим года. Оба этих инструмента возлагали особые обязательства на страны-участницы и МАГАТЭ по организации мер реагирования на чрезвычайные ядерные или радиологические происшествия. Эти обязательства подкрепляются двумя более поздними конвенциями – Конвенцией по ядерной безопасности, а также Совместной конвенцией по обеспечению безопасности обращения с отработанным топливом и по обеспечению безопасности обращения с радиоактивными отходами. Четыре упомянутые конвенции касаются широкого диапазона деятельности, связанной с ядерными веществами.

В течение многих лет МАГАТЭ публиковало серии стандартов безопасности, призванных усилить меры, предпринимаемые странами по безопасности, готовности и способности к реагированию на ядерных станциях. Агентство также работает над обеспечением совместимости национальных, двусторонний, региональных и международных механизмов и процедур ликвидации катастроф. После Фукусимы Агентство пересмотрело Общие требования к безопасности с учетом выученных уроков. Это привело к изданию документа «Аварийная готовность и ответные действия при ядерных или радиологических чрезвычайных ситуациях», в котором перечислены рекомендованные стандарты по аварийной готовности и реагированию. Страны могут внедрять эти стандарты, применяя законодательство и нормативы; распределяя ответственность между операторами атомных станций, а также государственными и местными должностными лицами; и создавая нормативно-правовые базы, посредством которых контролируется успешное применение стандартов.

Но МАГАТЭ – это не единственная организация, занимающаяся вопросами готовности к аварийным ситуациям. В 1986 году, в качестве признания важности сотрудничества и координации действий между агентствами, был создан Межведомственный комитет по радиологическим и ядерным чрезвычайным ситуациям. Этот институт включает в себя восемнадцать организаций самого разного типа, начиная от Организации по Договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, Всемирной организации здравоохранения и заканчивая Организацией всемирной гражданской авиации. Комитет создал «Совместный план по реагированию на чрезвычайные радиационные ситуации» для приведения в соответствие международных стандартов по готовности и ответным действиям при аварийных ситуациях. Этот план дает возможность общего понимания ролей организаций-участников, их ответственности и возможностей, – а также описывает общую концепцию работы группы ради оперативных и скоординированных действий.

Шаги, которые необходимо предпринять. После фукусимской трагедии практически все страны, имеющие ядерные реакторы, пересмотрели свои системы аварийного реагирования, – а японское правительство и МАГАТЭ издали отчеты, в которых отражены некоторые способы усовершенствования аварийной готовности. Одной из этих рекомендаций является необходимость для государственных официальных лиц иметь быстрый доступ к обоснованным научным мнениям и экспертным оценкам в условиях чрезвычайных ситуаций с тем, чтобы они могли принять верные решения в условиях крайнего дефицита времени. Некоторых ошибок, совершенных при чрезвычайной ситуации на Фукусиме, – например, относительно времени и масштаба эвакуации, – можно было бы избежать, если официальные лица получили бы более точные экспертные мнения.

Вторая рекомендация – предоставление официальным лицам информации для верной классификации серьезности аварий. Тем самым дается возможность применения надлежащего набора стандартных рабочих процедур в наиболее ранний срок. Оценка аварии как менее серьезной, чем она есть на самом деле, – или более серьезной, – может привести к потере драгоценного времени и репутации. В-третьих, крайне необходимо обеспечение верной информацией на всех уровнях. Если, например, операторы попытаются скрыть аварию (или ее масштаб) от государственных или международных официальных лиц, это приведет лишь к задержке необходимых ответных действий. Например, на чернобыльской станции было приказано осуществить лишь частичную эвакуацию из района поражения, – и только спустя 36 часов после аварии. Конечно, прямые жертвы Чернобыля оказались минимальными по сравнению со многими неядерными авариями. Но катастрофа дала знать о себе по всем физическим, социально-экономическим, политическим и психологическим спектрам региона. Ее последствия могли быть снижены, если бы была доступна достоверная информация. И, наконец, необходимо координировать средства аварийного реагирования на местных, государственных и международных уровнях. Но это возможно, если операторы будут проводить регулярные учения с участием всех соответствующих органов, и если выявленные недостатки будут добросовестно исправляться.

Выбор и готовность. Энергия – суть человеческого прогресса. Для стран, стремящихся к будущему с энергетическим изобилием, ядерная энергия является одной из возможных опций развития. Естественно, что страны будут принимать суверенные решения относительно атомной энергии на основании своих собственных расчетов. Государства, выбирающие атомную энергию, осознают, что для безопасного и стабильного управления ядерным сектором необходима сильная юридическая и нормативная инфраструктура. Одним из элементов этой инфраструктуры является аварийная готовность и программа ответных действий. Странам надлежит постоянно совершенствовать свои возможности по управлению аварийными ситуациями. К счастью, международные механизмы и меры, предпринимаемые странами по совершенствованию своей готовности к чрезвычайным ситуациям значительно облегчают эту задачу.

 

Обучаясь на уроках ядерных катастроф, совершенствуем ядерную энергетику

Ядерная энергетика производит примерно 11 процентов мировой электроэнергии, и эта доля, скорее всего, возрастет в среднесрочной проекции по мере того, как мир изыскивает возможности ограничить выбросы углекислого газа в атмосферу и таким образом снизить вредное воздействие на окружающую среду. Но с тех пор, как произошла фукусимская катастрофа, всемирное развитие ядерной энергетики несколько снизилось, – и точно так же случилось после чернобыльской аварии. Аварии на ядерных реакторах, даже если они оказываются не такими серьезными, могут породить у населения неоправданные фобии относительно ядерной энергии.

Чернобыльская катастрофа 1986 года была вызвана факторами, включающими в себя ошибки в проекте станции, низкий уровень обучения операторов станции и недостаток культуры ядерной безопасности. Около 30 людей погибли вскоре после взрыва от острого синдрома облучения, а общее количество жертв достигло примерно 56 человек. Любая преждевременная смерть – трагедия. Но Чернобыль мобилизовал ученых и инженеров на усовершенствование электронного контроля работы реакторов. Он привел к улучшению обучения культуре ядерной безопасности. Возможность еще одной аварии, равной Чернобылю, кажется сейчас очень маловероятной.

Вторая по значимости ядерная авария в истории мира, случившаяся через 25 лет после первой, произошла на Фукусиме пять лет назад. В этом случае причиной стали внешние факторы, – крупное землетрясение и цунами. Не было сообщено ни об одном смертельном случае, вызванным радиацией, хотя много смертельных исходов было соотнесено с чувством тревоги и другими психологическими эффектами. Из 160000 людей, которым пришлось уехать с территории аварии, около 60000 уже вернулись в свои дома, а оставшиеся постепенно возвращаются.

Мировое ядерное сообщество все еще изучает уроки Фукусимы. Но оно также и использует эти уроки для предотвращения будущих аварий. При проектировке новых электростанций принимаются во внимание жесткие внешние опасности. Разрабатываются альтернативы для компонентов, которые вышли из строя на фукусимской станции. Разработаны системы обеспечения станций электроэнергией или охлаждающей водой при выходе из строя их собственных систем. Многие страны подвергли свои ядерные установки испытаниям с возрастающей нагрузкой, а также пересмотрели свою юридическую базу и правила безопасности. Под руководством Международного агентства по ядерной энергии (МАГАТЭ) усовершенствованы международные стандарты безопасности. На международных, региональных и местных уровнях были организованы сети регулирующих органов, операторов и поставщиков электроэнергии с целью улучшения международного режима ядерной безопасности. Организовываются международные конференции, сосредоточенные на понимании причин и вредоносных последствий фукусимской аварии. В результате этого комплекса мер атомные станции по всему миру получают усовершенствованные правила для укрепления безопасности.

Таким образом, и чернобыльская, и фукусимская аварии предоставили уроки для усовершенствования атомной безопасности. А международное ядерное сообщество постоянно предпринимает эффективные меры для предотвращения человеческих жертв (даже несмотря на то, что невозможно исключить такую вероятность в случае суровой ядерной аварии). Тем не менее, существует возможность дальнейшего совершенствования. Следует увеличивать международное сотрудничество между операторами ядерных станций. Необходимо включить большее количество стран в процесс независимых международных экспертиз ядерных установок, которые рекомендовал совет правления МАГАТЭ в своем плане работ на 2011 год. Такие меры являются прекрасным шагом навстречу совершенствованию культуры безопасности и созданию положительного общественного мнения по поводу ядерной энергии, – а также для усиления готовности и действий по ликвидации последствий.

Всемирная гармонизация. Фактически МАГАТЭ уже разработалоспециальные стандарты безопасности для организации готовности и ликвидации ядерных и радиологических аварий. Однако все еще присутствует необходимость гармонизации подходов к готовности и ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций во всем мире. Каждая страна, независимо от того, использует ли она атомную энергию или нет, должна постоянно разрабатывать и поддерживать свой потенциал реагирования на всех уровнях, принимая во внимание тот вред, который могут причинить атомные или радиологические  катастрофы людям и окружающей среде в других странах, будь то пограничные или дальние государства.

Во многих развивающихся странах, таких, например, как мой родной Камерун, наибольшей причиной для беспокойства являются чрезвычайные ситуации, связанные с источниками радиоактивности. Такие ситуации могут включать в себя диверсии на ядерных установках, кража или исчезновение источников радиоактивности, а также несчастные случаи при транспортировке радиоактивных материалов. Но при этом, когда случаются связанные с радиологическими веществами происшествия, пересматривают стандарты готовности к чрезвычайным ситуациям для обеспечения контроля за любыми  подобными происшествиями в будущем. Международное ядерное сообщество осознает необходимость постоянного совершенствования способов управления ядерными происшествиями и снижения их отрицательных последствий для населения и окружающей среды.

Для того, чтобы повысить готовность стран-членов к ядерными и радиологическим авариям, МАГАТЭ недавно создало онлайн-приложение «Система управления информацией по готовности и реагированию на чрезвычайные ситуации» – «инструмент для самостоятельной оценки», который, как считает глава Центра МАГАТЭ по вопросам аварий и чрезвычайным ситуациям Елена Буглова, «внесет важный вклад в степень готовности стран-членов [МАГАТЭ]».  Стоит также вспомнить, что Агентство, согласно Конвенции оказания помощи в случае ядерный или радиологических аварий, несет особую ответственность «относительно помощи странам в разработке их собственных механизмов готовности к ядерным и радиологическим чрезвычайным ситуациям».

Кроме этого, для эффективного реагирования на чрезвычайные ситуации крайне важен широкий обмен технической информацией о ситуации на атомных станциях и авариях на них. Операторы, регулирующие органы, поставщики электроэнергии, – все участники ядерной промышленности могут внести адекватный вклад в процесс ликвидации аварий, только если у них есть доступ к идентичной информации. Эффективная готовность к чрезвычайным ситуациям требует глобальной перспективы.

Смена курса. Ядерная энергетика заслуживает высокого приоритета в глобальной стратегии создания устойчивых энергосистем.  Согласно Международному агентству энергии и Агентству ядерной энергии, для того, чтобы глобальное потепление было ограничено 2 градусами относительно предындустриального уровня, к 2050 году всемирный ядерный потенциал должен удвоиться, а ядерная энергетика должна будет производить 17 процентов от общей выработки электроэнергии. Сегодня многие политики обещают исключить атомную энергию из номенклатуры производства электричества в своих странах. Но практически со стопроцентной уверенностью можно сказать, что очень скоро они сменят свой курс, приняв атомную энергию в качестве желательного варианта, так как она является одним из самых надежных и устойчивых способов обеспечения электроэнергией.

 

Ядерные аварии и мастера импровизации

26 апреля – 30 годовщина чернобыльской ядерной катастрофы, и те, кто застал это событие, могут воскресить в памяти и взрыв, и эвакуацию, и ужас. Но при этом они не часто вспоминают важный этап в процессе ликвидации аварии: завершение в ноябре 1986 года бетонного купола над чернобыльским реактором номер четыре. Рабочие, съехавшиеся со всего Советского Союза, возвели этот саркофаг в крайне опасных радиационных условиях на руинах разрушенного реактора. Они использовали невероятные количества бетона, – и богатое воображение. Этот бетонный мавзолей простоял, не без некоторого содействия, уже 30 лет. (В настоящий момент строится изолирующая структура большего размера, которая покроет существующий саркофаг.)

В течение многих лет, по мере того, как армия тех, кто ликвидировал чернобыльскую катастрофу, редеет, новое поколение ядерщиков обучается предотвращать будущие аварии. Красной нитью через их обучение проходит идея «культуры безопасности». Последняя, вместе со «встроенной конструкционной безопасностью», была призвана гарантировать безаварийное ядерное будущее. Некоторое время казалось, что мир, наконец, преодолел ту грань, за которой можно навсегда забыть о том, что требуется для устранения настоящей ядерной аварии. Затем в марте 2011 года одновременно расплавились несколько реакторов на одной из самых крупных в мире ядерных станций в результате масштабного землетрясения, цунами и продолжительного нарушения подачи электроэнергии.

Я – ученик советской ядерной программы и чернобыльской катастрофы, и мне было больно смотреть на игру в поиски виноватого, которая развернулась сразу после аварии на Фукусиме. Был разыгран «сценарий» Чернобыля практически до запятой. Сначала обвинили операторов станции. Затем виноватым оказался проект станции. Наконец, настала очередь быть виноватой национальной структуры регулирования ядерной промышленности. «Культура безопасности», естественно, тоже получила свою долю обвинений.

Но если от Чернобыля еще можно было бы отмахнуться как от сделанной советами катастрофы, которая «никогда бы не приключилась у нас тут», что бы не подразумевалось под «у нас тут», – то Фукусима уже не дает права на такое безапелляционное отрицание. Наоборот, Фукусима ударила в набат похоронным звоном по философии ядерной безопасности, которая фокусировалась исключительно на предотвращении аварий. В период между Чернобылем и Фукусимой уделялось крайне мало внимания готовности к авариям и их ликвидации, но сейчас эти термины прочно вошли в активный словарь мировой ядерной промышленности. Однако, странно, что такое изменение стало лишь частичным. Основное внимание уделяется предотвращению катастроф; готовность тоже иногда рассматривается адекватно; но ресурсы (и внимание), уделяемые непосредственно стратегиям реагирования [на аварии], остаются ограниченными.

“Выученные уроки» Фукусимы, – а новые отчеты по этим урокам все еще продолжают публиковаться, – сосредоточены в основном на технических и юридических вопросах, реформах организации и проблемах ответственности. В США Комиссия по регулированию ядерной энергетики ответила на фукусимскую аварию пересмотром своих правил и нормативов по предотвращению аварий, готовности и ликвидации последствий. Американская ядерная промышленность, между тем, внедрила программу «ФЛЕКС», разработанную с целью обеспечения ядерных реакторов особыми устройствами, необходимыми в аварийных ситуациях, например дополнительными насосами и генераторами, как на площадке, так и складированными в региональных центрах. В Европе после аварии на Фукусиме энергореакторы был подвержены «нагрузочным испытаниям», которые подстегнули диалог среди стран – обладателей ядерных энергореакторов о согласовании, пусть даже примерном, национальных нормативных стандартов относительно природных (и других) опасностей, которым подвержены ядерные станции.

Подобные шаги идут в верном направлении. Но, уделяя особое внимание предотвращению и готовности за счет игнорирования вопросов ликвидации последствий, специалисты не учитывают простой факт: ядерные катастрофы обычно превосходят наихудшие людские ожидания. Имеется очень веская причина, почему в ядерной промышленности катастрофы называются «запроектными авариями», – можно предвидеть и быть готовым только к небольшое количеству сценариев. Таким образом, катастрофы требуют развития креактивных, основанных на практических навыках и командной работе стратегиях реагирования (помноженных на напряженные усилия недопущения аварий как таковых).

Обучение персонала быстрого реагирования на аварийные ситуации вообще требует внимания к гибкости и хорошему воображению, а особенно выполнения быстрых оценок и установления очередности действий в непредвиденных ситуациях. Но при обучении персонала реагирования на ядерные аварийные ситуации ситуация меняется. Ядерная промышленность, кажется, обеспокоена самой идей использования человеческого воображения при решении ситуаций, которые выходят за рамки «контрольных списков». По крайней мере в Европе и США, – я не могу говорить за весь мир, – ядерная энергетика, похоже, зациклена на идее тотального контроля. Существует план действий для любой мыслимой ситуации. А если эти планы провалятся, то на этот случай планов не предусмотрено. Персонал обучают следовать четким процедурам и выполнять инструкции. Если работники отклоняется от четко обрисованных шагов, это всегда рассматривается как нарушение.

Такой подход, как заметила антрополог Констанция Перин, в корне игнорирует тот беспорядок, который неизбежен при работе с несовершенными технологиями, используемыми в реальном мире (а технологии все до одной несовершенны).  Что хуже, такой подход подрезает крылья такому аспекту креативности, который, хоть и ассоциируется, прежде всего, с джазовой музыкой, может оказаться чрезвычайно важным при ядерных авариях: импровизации. В музыке импровизация призывает сознание к случайным, подчас единичным действиям. Но если ввести ее в ситуации обучения реагированию на ядерные аварии, метафора импровизации может помочь подготовить персонал предпринимать высоко организованные действия на основании практических навыков и командной работы в крайне трудных ситуациях.

При любой катастрофе происходят импровизированные действия. Так случилось в Чернобыле, даже тогда все творческое воображение было тщательно вымарано из отчетов. Импровизация происходила и на Фукусиме, и практически потребуется еще больше импровизации для того, чтобы фукусимская трагедия «завершилась». Существует соблазн помнить о творческих действиях только если они не удались. Такие ошибки блокируют нас в ловушке сознания, стремящейся к контролю и контролируемости. А подобный конструкт сознания непременно будет взорван, – в который раз, – очередной ядерной катастрофой.

 

Round 2

Усовершенствовать аварийную готовность путем совместной работы с населением

Некоторые читатели, которые оставили свои комментарии к этому круглому столу, выразили отрицательное отношение к атомной энергии и, кажется, предпочитают, чтобы она была запрещена. В то же самое время все три автора круглого стола, – отметив проблемы, связанные с готовностью к атомным авариям, – тем не менее, или выступают за атомную энергетику, или отказываются приводить доводы против нее. Что же стоит за этой разницей во взглядах простых читателей-неспециалистов и так называемых ядерных экспертов?

Реакция читателей неудивительна: многие представители широкой общественности выступают против ядерной энергии, потому что они опасаются, что какая-нибудь авария выйдет за границы сценариев, предусмотренных проектом реакторов, а контроль ее последствий станет неподвластен человеческим возможностям. Тем не менее, все авторы круглого стола полностью отдают себе отчет в наличии проблем,  – будь то технических, юридических, психологических и т.д., –  на которые должны дать ответ аварийная готовность и реагирование на чрезвычайные ситуации. Но даже осознавая необходимость усиления готовности и сил реагирования любым возможным способом, авторы не видят причин ликвидировать атомную энергию.

Напротив, они подчеркивают важность уроков, полученных от прошлых аварий, как я упоминала в первом раунде. Или же они выступают за приведение процедур реагирования на чрезвычайные ситуации к единообразию в мировом масштабе, как призывает к тому Августин Симо. Либо, как Соня Шмид, они выступают за то, чтобы работники атомных станций обладали большей свободой импровизировать и использовать творческий подход во время чрезвычайных ситуаций.  

Я подозреваю, что одним из факторов, от которого зависит разница между перспективой неспециалистов и мнением экспертов, является простая осведомленность. Конечно же, среди противников ядерной энергии есть много информированных специалистов. Но также является фактом и то, что многие неспециалисты, выступающие против ядерной энергетики,  скудно информированы.

Отчасти вина за это лежит на самих атомных предприятиях и, цитируя г-на Симо, на «секретности, изначально окружающей ядерную промышленность». Тенденция к секретности может стать причиной того, что операторы атомных станций относятся к ядерным технологиям как к чему-то за пределами понимания обычного человека. Мало кто из работающих в ядерной промышленности пытался объяснить, например, феномен радиоактивности (которая совершенно безобидно и в большом объеме существует в природе). Они никогда не озадачивались – может быть из-за лени, а, может быть, просто из-за отсутствия беспокойства, – необходимостью внятно рассказать об усовершенствованных характеристиках и повышенном качестве образования операторов, которые минимизируют риск ядерных катастроф. Обеспокоенность населения ядерной энергетикой, его недоверие к ней, являются следствием неадекватного обмена информацией.

Было время, когда люди боялись огня, – пока они не научились, с необходимой осторожностью, безопасно использовать огонь с грандиозной пользой. Таким же образом предприятия ядерной промышленности должны отбросить свою приверженность секретности и поддержать обучение широкой общественности принципам атомной безопасности и аварийной готовности. Таким образом население может преодолеть страх неизвестного.

Все существует не в вакууме. Еще одним механизмом, который может укрепить уверенность в силе аварийной готовности, являются системы государственного управления атомной промышленности. После фукусимской трагедии много внимания уделялось так называемому захвату регулирования, – ситуации, когда регулирующий орган попадает под главенствующее влияние промышленности, которую он призван регулировать, – таким образом, владеющие ядерными реакторами страны попытались сделать свои регулирующие организации и процессы как можно более строгими и независимыми. Конечно же, вера в регулирующие органы необходима для должной работы реакторов и систем аварийного реагирования. Но вера в регулятивные механизмы не существует в вакууме, так же как сами регулятивные механизмы существуют отнюдь не в вакууме. Общественная вера в силу регулирования отражает общие представления населения о целостности и честности общества, а также о культуре безопасности. Например, если в какой-либо стране ослаблена культура безопасности, связанная с транспортировкой, отношение людей к работе ядерной промышленности в целом тоже может легко стать негативным.

Но при этих трудностях существует и луч света – атомная энергетика в некотором смысле регулирует себя сама. Ядерные технологии не умеют прощать, и локальная атомная авария может быстро стать всемирной сенсацией. Тем самым ядерная энергетика вынуждена поддерживать высокие стандарты по всему миру, проводить коллегиальных оценки и аудиты, и даже пытается привести операционные процедуры в единообразное состояние.

Идеальной стратегии для предотвращения аварий и поддержания готовности существовать не может в принципе; с этим следует смириться. Поэтому наиболее верным подходом для стран, желающих включить атомную энергетику в корзину своих электроэнергетических технологий, было бы привести свои системы предотвращения и аварийной готовности в настолько совершенный вид, насколько это возможно. И, что наиболее важно, мероприятия по готовности и реагированию должны быть доведены до сведения общественности в наиболее прозрачной форме.

Ядерная энергия стоит перед вызовами, которые не исчезнут лишь потому, что общественность станет партнером в стратегиях аварийной готовности и реагирования. Но включение населения в эти процессы должно стать частью решения. 

 

К научному консенсусу и надежным данным посреди бушующей катастрофы

Неудивительно, что оценки жертв Чернобыля чрезвычайно разнятся. Как заметила ранее во втором раунде моя коллега по круглому столу Соня Шмид, Всемирная организация здравоохранения в 2005 году сделала прогноз о том, что количество жертв чернобыльской катастрофы может достигнуть 4000 человек. В следующем году Гринпис посчитал, что авария приведет к почти 100000 случаям неизлечимого рака. Эти числа очень отличаются друг от друга, но оценка радиологических рисков всегда проблематична. При наличии малых доз радиации возрастает степень неопределенности. То же самое касается рисков для особых групп населения. Подходы к оценке разнятся от организации к организации. Истинное число смертельных случаев, которые повлекла за собой чернобыльская катастрофа, если и будет определен, то еще очень нескоро. Число жертв фукусимской аварии также является открытым вопросом. Для обоснования прогнозируемых смертельных случаев, связанных с атомными катастрофами, требуется более подробная статистическая база, – потому как ощущается недостаток количественных исследований, способных подтвердить предполагаемые смертельные случаи среди подвергшегося воздействию радиации гражданского населения, находящегося в определенных группах риска.

К сожалению, недостаток согласия в сфере оценки жертв подрывает доверие общественности к атомной энергетике. Если научное ядерное сообщество примет единообразный подход к оценке жертв катастроф, общественное беспокойство относительно ядерной энергии может стать более контролируемым. Идеально, если научное сообщество достигнет консенсуса, и все его представители одновременно начнут внедрять это новое видение в жизнь. Такой подход, скорее всего, приведет к более широкому принятию ядерной энергетики по сравнению с ситуацией разнообразия научных мнений, имеющейся на данный момент

В любом случае, научные исследования доказывают, что психологический ущерб, вызываемые ядерными авариями, может быть намного серьезнее, чем воздействие радиации. Г-жа Шмид отметила, что стресс, связанный с процессом эвакуации, эквивалентен полноценной форме травмы; то же касается чувства страха. Вопрос того, как обходиться с психологическими последствиями чрезвычайных ситуаций, представляет собой серьезную проблему в любой концепции аварийной готовности и реагирования.

Главные приоритеты. В то же самое время г-жа Шмид пишет о том, что аварийная готовность и реагирование «по большей части – технические вопросы», но «не просто технические». Она, конечно же, права. Но при любой катастрофе технические аспекты готовности и реагирования должны быть наиглавнейшими приоритетами. С момента начала аварии необходимо собирать информацию, способную помочь определить объем чрезвычайной ситуации и обеспечить рекомендации к действиям для служб экстренного реагирования. Необходимо проводить постоянный мониторинг в реальном времени с целью оценки прямых последствий аварии и ее потенциального воздействия на людей и окружающую среду. Любое заявление официальных лиц или экспертов должно быть основано на достоверной информации. Официальные лица должны, как правильно об этом пишет Манприт Сети, «иметь быстрый доступ к обоснованным научным мнениям и экспертным оценкам в условиях чрезвычайных ситуаций с тем, чтобы они могли принять верные решения в условиях крайнего дефицита времени».

Но эти данные, а также их анализ, могут очень просто стать спорными, – особенно когда на сцену выходят местные официальные лица. Например, начиная с самых ранних этапов фукусимской аварии, японский Центр технологии ядерной безопасности «публиковал прогнозы о распространении радиоактивных материалов (прогнозы по шлейфу)». Но префектура Фукусима решила, что предоставляемая информация была не достаточно своевременной и никогда официально не оглашала ее. Подобные разногласия могут препятствовать совершению необходимых действий.

Дальнейший риск отложенных действий состоит в секретности, изначально окружающей ядерную промышленность. Чрезмерное желание сохранить эту секретность может препятствовать взаимодействию с иностранными экспертами и организациями. Необходимо противостоять такой тенденции, потому что во время чрезвычайных ситуаций крайне необходим своевременный обмен мнениями и вариантами решений от международного экспертного сообщества.

 

Жертвы Чернобыля и проблемы экспертных суждений

Аварийная готовность и реагирование на атомные чрезвычайные ситуации в большей мере – технические, физические мероприятия. Они требуют спецоборудования, например, насосов, генераторов, защитных оболочек и вертолетов. Но все это не просто технические вещи. Готовность и реагирование, кроме вышеуказанного, включают, как отметила моя коллега по данному круглому столу Манприт Сети, сложные юридические инструменты и организационные возможности. Более того, как было замечено в комментариях читателей, готовность и реагирование требуют также комплексных регулятивных и обучающих надстроек.

Но независимо от того, сколько было ратифицировано международных конвенций и насколько гибким (или негибким) является подход к запроектным авариям, ключевые решения во время фактических чрезвычайных ситуаций в конечном итоге зависят от персонала станции, – и от того, как персонал оценивает масштабы катастрофы. По мере развития аварии трансформируется и сама эта оценка. Эксперты могут менять свое мнение о серьезности аварии и ее потенциальных последствиях. Они обнаруживают запутанные связи между системами, которые ранее рассматривались как неважные.

Все это затрудняет передачу информации, к которой призывала г-жа Сети в первом раунде, т.е. эффективную связь во время чрезвычайной ситуации. Г-жа Сети, обсуждая задержки на канале передачи достоверной информации в случае аварий на чернобыльской и фукусимской станциях, писала, что «государственные официальные лица должны иметь быстрый доступ к обоснованным научным мнениям и экспертным оценкам в условиях чрезвычайных ситуаций с тем, чтобы они могли принять верные решения в условиях крайнего дефицита времени». Официальные лица должны быть в состоянии, как говорит о том г-жа Сети, классифицировать серьезность аварии быстро и верно. Но одной из проблем серьезных аварий является то, что обычно очень сложно, как для официальных чиновников, так и для экспертов, быстро и правильно оценить то, насколько серьезна ситуация. Верная классификация может быть невозможна в процессе развертывания катастрофы, или, другими словами, авария может потребовать другой классификации в процессе своего развития.

Поэтому настоящая проблема состоит в том, что приходится передавать неполную или неправильно понятую информацию, а также принимать решения на основании такой информации. Несмотря на то, что «информированное научное мнение и экспертные оценки» г-жи Сети абсолютно необходимы в аварийных ситуациях, они не могут быть обязательно безошибочными.

Обоснованные последствия. Та сфера, где оценка экспертов действительно критична, – и в то же самое время жестко оспаривается, – это медицинские последствия ядерных катастроф. В первом раунде Августин Симо упомянул количество жертв чернобыльской аварии – 56 человек на сегодняшний момент. Г-жа Сети указала похожее число (хотя она признала, что в долгосрочной перспективе количество смертей может возрасти). Оба автора использовали эти цифры в качестве свидетельства того, что атомная промышленность достаточно безопасна. Их аргументы подразумевали сравнение с жертвами более прозаических событий, – например, ежедневно около 90 человек гибнет в Соединенных Штатах Америки в результате дорожных аварий. При исследовании технологий, связанных с высокими степенями рисков, таких, как атомная энергетика, всегда имеется искушение проводить подобные сравнения. Но такие сопоставления страдают от двойственной проблемы.

Прежде всего, смерть от атомных катастроф обычно является крайне спорным предметом. Отчет 2005 года о жертвах чернобыльской аварии Всемирной организации здравоохранения и некоторых других агентств прогнозировал, что «до 4000 человек могут с течением времени умереть от радиационного облучения». Но отчет организации Гринпис от 2006 года подверг эти оценки сомнению, определив, что эта авария может вызвать 250000 случаев раковых заболеваний, где около 100000 окажутся смертельными. Эти значительно отличающиеся друг от друга оценки демонстрируют, как невероятно сложно связать отсроченные смерти с конкретными причинами. Фактически международное сообщество признало лишь одну причинно-следственную связь между Чернобыльской катастрофой и раком, – рак щитовидной железы у детей. И даже это ограниченное признание, как доказывает Ольга Кучнская из Университета Питсбурга в своей смелой книге «Политика невидимого», является заслугой исследований белорусских ученых, которые значительно маргинализированы в их собственной стране.

Во-вторых, смерти – это не единственное следствие катастроф, ядерных или любых других. Травмы после пережитой экстремальной ситуации, стресс перенесенной (временной) эвакуации или даже упоминаемые г-ном Симо «фобии атомной энергии» (независимо от того, оправданы ли эти фобии), – все это может привести к не менее разрушительным, чем рак, последствиям для психологического и умственного здоровья. То есть, смертельные случаи – это не единственные обоснованные последствия атомных катастроф. Даже временное ослабление клинических симптомов раковых заболеваний может иметь более сильную причинно-следственную связь, чем кажется, – «исцеление» рака щитовидной железы часто подвергает пациентов хирургическому удалению щитовидной железы и пожизненному режиму заместительной терапии.

Как показывает неопределенность вокруг общего числа погибших при чернобыльской катастрофе, «мнение ученого сообщества» не всегда является единодушным, как и «экспертные оценки». Экспертные суждения ученых не обладают иммунитетом против расхождения во мнениях. Экспертные оценки, кроме этого, могут меняться с течением времени.

 

Round 3

Расчеты ядерных рисков и вера в человеческий гений

Как только я сел писать свою последнюю статью для этого круглого стола, я услышал новости о том, что на шоссе Мумбай-Пуна, оживленной трассе между двумя важными индийскими городами, произошла авария с участием автобуса и двух легковых автомобилей, унесшая 17 жизней. С 2014 года, согласно изданию «TheTimesofIndia»от 6 июня, на этой дороге было зарегистрировано 285 смертей. Несмотря на это, трасса не была закрыта.

В 2013 году 1,6 миллионов людей в Китае и 1,4 миллионов в Индии умерли из-за заболеваний, вызванных загрязнением воздуха. Вредные выбросы, убившие их, – это продукты сгорания древесины, компоста и остатков сельхозурожая, используемого для приготовления еды и обогрева; продукты сгорания  угля для производства электричества; а также продукты сгорания автомобильного топлива. Нормативы по качеству воздуха, установленные Всемирной организацией здравоохранения,указывают ежедневные средние концентрации твердых частиц в количестве не более 25 микрограмм на кубический метр. Но в феврале Пекин и Нью-Дели обычно испытывают концентрацию твердых частиц в количестве 300 микрограмм на кубический метр или больше. И все-таки никто не ставит вне закона сжигание топлива для приготовления еды, обогрева или же использование транспортных средств для передвижения.

Я упомянула эти цифры вовсе не для того, чтобы превращать в общее место опасности ядерных производств, – скорее для того, чтобы рассмотреть вещи в сравнении. Ядерным технологиям присущи конкретные опасности. Также как и переходу оживленной улицы в каком-нибудь современном городе в Азии. Повсеместно люди занимаются своими ежедневными делами, – рискуют, принимают меры предосторожности, находятся в состоянии готовности.

Территория жизни. Почему же тогда мой коллега по круглому столу Стивен Старр спрашивает, должно ли «позволять реакторам… продолжать производить огромные количества ядерного яда», который, «в переводе на человеческий язык», вечен? Г-н Старр сформулировал все это в виде корректного вопроса по поводу атомной энергии. Но для меня корректным вопросом является другой: почему сегодня, – когда ядерная энергетика может предоставить выработку электричества без вредных выбросов, – я должна дышать ядовитыми выбросами от грязных источников энергии?

Такой подход подводит меня к идее Сони Шмид о том, как по-разному люди рассматривают риски. Я верю, что точка зрения человека зависит от того, какова его жизненная ситуация. Я родом из региона, где ежедневное электроснабжение 24 часа в сутки все еще мечта. Поэтому мои расчеты рисков включают больницы, которым не гарантировано постоянное электроснабжение, где системы жизнеобеспечения могут не работать должным образом, и в результате могут умереть пациенты. Я вижу это в качестве большего риска, чем ядерные аварии, которые и не должны происходить, если ядерные системы эксплуатируются с применением оптимальных процедур безопасности.

Я согласна с г-ном Старром в том, что работа с ядерными отходами является главным неразрешенным вопросом в ядерной энергетике, но исследования и разработки по избавлению от ядерных отходов ведутся во многих странах мира. На генеральной конференции Международного агентства по атомной энергетике в сентябре 2014 года Индия объявила о предпринятом ей своем важном шаге, – а именно, вводе в эксплуатацию демонстрационной установки отделения актинидов в Атомном исследовательском центре им. Бхабха в Тарапуре. Установка, по словам Ратана Кумара Синха, в то время являющегося председателем Комиссии по атомной энергии, «отделяет актиниды от … высокоактивных отходов», а это тот самый процесс, который уменьшает период распада радиоактивных отходов «с примерно 1000 лет до 300 лет». Процесс разделение также снижает объем высокоактивных отходов, которые требуют длительного хранения. Более того, «была разработана и продемонстрирована технология удаления высокорадиоактивного [цезия]-137 и его преобразование в [форму], используемую для облучателей крови и аналогичных применений слабодозированной радиации». Я храню веру в человеческую изобретательность и способность людей рано или поздно обнаружить решения проблем, которые сегодня могут казаться неразрешимыми.

Во втором раунде я говорила, что ядерная промышленность должна объединиться с широкой общественностью для создания в обществе более глубокой веры в атомную энергетику. И, конечно же, как справедливо пишет Соня Шмид, факт наличия доверия не дает ядерному сообществу «карт-бланш на принятие решений от лица общественности». Я даже пойду дальше и заявлю, что партнерские отношения между ядерным истеблишментом и широкой общественностью – это улица с двусторонним движением: когда знающая и требовательная общественность держит атомную промышленность в напряжении, совершенствуются как ядерная безопасность, так и аварийная готовность.

 

Завоевывая признание ядерной энергии: стратегии должны варьироваться

Я признаю себя виновным в том, что не вижу никакой необходимости в ликвидации ядерной энергетики, как обвиняет нас в том наш коллега по круглому столу Стивен Старр. Г-н Старр пишет, что такие люди, как Соня Шмид, Манприт Сети и я «могут предлагать новые стратегии или технологические заплатки для ядерной энергетики, но не захотят уничтожения ядерной промышленности». Совершенно верно, – я не призываю к уничтожению промышленности, которая может коренным образом усовершенствовать электроснабжение развивающихся стран, в которых миллионы людей останутся ввергнутыми в нищету, если энергия, необходимая для индустриализации, окажется недоступна.

Те страны, которые следуют программам развития ядерной энергетики, обычно имеют серьезные причины для этого, – включая отсутствие достойных альтернатив удовлетворения спроса на электроэнергию. Причины этого также могут включать в себя уверенность в безопасности существующих ядерных реакторов и убежденность в том, что вскоре появятся еще более безопасные реакторы. В большинстве случаев, когда общественность поймет причины, лежащие в основе выбора ядерной энергетики, люди поддержат решение политиков. Вот почему так важно, чтобы общественность осознавала меры, предпринимаемые для обеспечения безопасности реакторов; положительную динамику, достигнутую со времени Чернобыля; а также шаги, предпринятые после аварии на Фукусиме для того, чтобы избежать подобных катастроф в будущем.

Но государства демонстрируют нам совершенно различные уровни как образованности граждан, так и технологического прогресса, поэтому стратегии по передаче общественности информации о ядерной энергии различаются от страны к стране. В странах с хорошо развитым ядерным сектором, например, ядерная промышленность обеспечивает рабочие места, которые люди стремятся не потерять. Работники, если их достаточное количество, могут объяснить преимущества ядерной технологии другим гражданам в их социальной среде, и это привносит большую разницу в признание атомной энергетики общественностью. В менее развитых странах ситуация диаметрально противоположная. Для того, чтобы понять ядерную технологию и меры обеспечения безопасности, требуется определенный уровень образования, поэтому связи с общественностью в странах с менее образованным населением (а это описание включает в себя множество стран на моем родном африканском континенте) должны уделять внимание местным источникам энергии и их неспособности обеспечивать достаточное количество электроэнергии для индустриализации. Если население поймет, что индустриализация не продвинется вперед без ядерной энергии, люди окажут ей поддержку, даже если может случиться авария, – по той же самой логике, как аварии самолетов не могут быть абсолютно неизбежными, но люди все равно путешествуют по воздуху, так как только самолеты могут предоставить быстрый способ передвижения между континентами. 

Страны, которые решили разрабатывать ядерную энергетику в целях собственного развития, должны делиться процессами принятия решений с другими государствами, находящимися в похожих ситуациях. В то же самое время органы, регулирующие ядерную промышленность, должны сделать свои взаимодействия с населением прозрачными. Такие организации являются точкой взаимодействия между ядерной промышленностью и населением. Они должны постоянно демонстрировать свою независимость и способность должным образом управлять ядерной энергетикой.

Даже если некоторые страны отходят от ядерной энергии, как, например, Германия, количество государств, эксплуатирующих ядерные станции, скорее всего, возрастет, так же как и количество используемых реакторов. Это произойдет по той простой причине, что многие страны рассматривают атомную энергию в качестве надежного и необходимого компонента их будущего энергетического комплекса.

 

Эксперты, дилетанты и нюансы аварийной готовности

Инженеры, психологи и социологи давно задавались вопросом о том, что заставляет людей по-разному осознавать риски, – особенно, хотя и не эксклюзивно, – в сфере атомной промышленности. Почему люди боятся разных вещей? Почему они так часто отметают научные расчеты вероятностей и возможных жертв?

Во втором раунде Манприт Сети предположила, что эксперты имеют тенденцию поддерживать ядерную энергетику, в то время как не эксперты, то есть дилетанты, – склонны выступать против нее. Общественное недоверие по поводу ядерной энергетики, как пишет Сети, часто следует из недостатка знания, которое, в свою очередь, является «результатом неадекватной передачи информации» от экспертов. Такое мнение выражает уже знакомую нам укрепившуюся тенденцию в оценке противоречивых представлений о рисках. Но при этом упускаются из внимания десятилетия социальных изысканий, где тщательно исследовались отношения экспертных и дилетантских знаний, идея доверия, а также «модель дефицита» передачи научных знаний.

Часто проведение различия между профессионалами и дилетантами не особенно полезно – если только не удается четко дифференцировать качества, свойства и уровень экспертизы, проявляемой людьми. Классическим примером может служить случай с овцеводами северо-западной Англии, чье поведение после чернобыльской катастрофы исследовал Брайан Уинн, профессор Ланкастерского университета, занимающийся изучением теории наук. Г-н Уинн обнаружил, что овцеводы, обладая глубокими знаниями о поведении животных на пастбищах и будучи знакомы с последствиями более ранних аварий на находящемся неподалеку печально известном заводе Селлафилд, перерабатывающем отработанное ядерное топливо, могли делать более релевантные и точные прогнозы, чем ученые, которые уделяли внимание исключительно способности местных почв растворять радиоактивные загрязнения.

Таким образом, проблема экспертного мнения оказывается достаточно каверзным мероприятием. Каждый – эксперт в какой-либо области и дилетант во многих других. Кроме этого, попытки провести четкие границы между дилетантами и экспертами игнорируют способность людей к обучению, и имеется множество примеров того, как дилетанты смогли эффективно обучить себя в интересующих их сферах, от медицины до ядерной энергетики. Когда эксперты-ядерщики навешивают на точку зрения дилетантов ярлык «недостаточно информированного» мнения, они могут проглядеть важные углы зрения на потенциальные проблемы ядерной энергетики, также как и перспективные решения.

Карт-бланша не существует. Как г-жа Сети, так и Августин Симо подчеркивали важность общественного доверия ядерной энергетике. Они предложили, чтобы ученые и ядерная промышленность восстановили доверие, – путем сообщения непрофессионалам о новых, усовершенствованных характеристиках безопасности или же предоставляя общественности ясную и четкую информацию о последствиях ядерных катастроф. Перефразируя вывод ученого из Университета Карнеги-Меллон Баруха Фишхофа о том, почему потерпело крах так много попыток передачи информации о рисках, можно сказать, что предложения г-жи Сети и г-на Симо сходны с тем, что пытались делать поколения в высшей степени профессиональных специалистов по поводу рисков, – а именно: «предоставлять общественности цифры, объяснять, что эти цифры значат, и вести себя с ней по-доброму».

Проблема такого подхода обоюдоострая. Прежде всего, информация о ядерных чрезвычайных ситуациях и их последствиях принципиально ненадежна. «Цифры» просто не могут быть сжаты в удобоваримые сообщения, – нужно принимать во внимание слишком много контекстуальных и непредвиденных факторов. Во-вторых, предполагать, что, как только ядерная промышленность добьется доверия, то она получит карт-бланш на принятие решений как бы от лица общественности, было бы коренным непониманием того, как работает общественное доверие. Напротив, доверие является динамическим отношением, которое предполагает постоянный и уважительный диалог с людьми и организациями.

Эффективная связь с лицами и сообществами, находящимися в зоне риска потенциального поражения, является абсолютно решающим элементом в структуре аварийной ядерной готовности и способности к реагированию. Но уже имеющиеся модели оповещения о рисках нуждаются в глубоком пересмотре. Что, если наличие критичной или даже, возможно, недоверчиво настроенной общественности, воспринималось бы как преимущество, нежели помеха? Что, если ядерная промышленность сама будет больше доверять способности непрофессионалов изучать сложные системы и верно интерпретировать неопределенности? Что, если обе стороны этого поляризованного спора попытаются уважать озабоченности друг друга вместо того, чтобы сходу отметать их как иррациональные? Ясно одно: возможности систем аварийной ядерной готовности и реагирования только выиграют, если дискуссия о них будет оперировать большим количеством нюансов.

 



Topics: Nuclear Energy

 

Share: [addthis tool="addthis_inline_share_toolbox_w1sw"]