Признать наличие страха

By Nancy Gallagher: RUS, July 17, 2015

Я согласна с моими коллегами по круглому столу У Чунсы и Бхаратом Гопаласвами по самым главным вопросам – обладание противоспутниковым оружием не стоит того, чтобы явиться причиной ядерной войны, а также, что повсеместное принятие строгой политики неприменения ядерного оружия первыми способно снизить риски ядерной войны более, чем ограничение на противоспутниковое оружие. Но я готова поспорить с посылкой, подлежащей логике моих коллег, заключающейся в том, что, когда американцы предупреждают об опасности, которую представляет собой распространение антиспутникового оружия для международной безопасности, они всего лишь пытаются, – во имя сохранения преимуществ США в военной, технологической и экономической сферах, – предотвратить получение потенциальными противниками средств, которые сам Вашингтон разработал десятилетия назад.

Независимо от того, что различные страны заявляют о том, что они делают в космосе, распространение противоспутниковых возможностей реально. В своем «эксперименте в космическом пространстве» 2007 года Китай показал, что он способен уничтожить свой собственный спутник с помощью технологии контактного поражения – точно так же, как и США в 2008 году продемонстрировали, что они могут применить оборонный перехватчик ракет «Эгида» для разрушения своего спутника (USA-193, чей топливный бак якобы угрожал «общественной безопасности»). Аналогичным образом, когда Индия проводит противоспутниковые исследования в контексте программы обороны против баллистических ракет, – а не отдельной программы разработки противоспутниковых технологий, – эти два варианта совершенно идентичны в военном смысле.

Потенциальный отрицательный эффект, который противоспутниковое оружие может оказать на стабильность, достигнутую в сферах сдерживания, управления кризисами и гонки вооружений, обсуждается уже несколько десятилетий. Обеспокоенность подобными вопросами – это не вымысел, придуманный для того, чтобы объявить незаконной китайскую космическую программу. На самом деле такая обеспокоенность явилась фундаментом логики контроля за вооружениями, результатом которой стал Договор о космосе 1967 года, – также как и негласный режим противоспутниковых ограничений, который частично существует и до сего дня. Но в конце 1950-х годов оснащенные ядерными боеголовками баллистические ракеты предоставили СССР и США потенциальные возможности действий против спутников. В конце 1960-х Советский Союз провел испытания прототипа неядерного противоспутникового оружия. Но ни Москва ни Вашингтон не преследовали цель завершить специальную противоспутниковую программу как можно быстрее. Также ни одна из этих стран не совершила ни одну противоспутниковую атаку. Обе стороны посчитали, что любое краткосрочное преимущество, способное возникнуть в результате атаки на спутник противника во время кризиса, не может перевесить риск эскалации конфликта.

Конечно же, противоспутниковая политика США не оставалась одной и той же в течение многих лет. Администрация Президента Картера безуспешно пыталась согласовать легитимные ограничения на использование противоспутникового оружия. Администрация Президента Рейгана, – которая считала СССР еще менее предсказуемым и прозрачным государством, чем Китай видится сегодняс точки зрения наиболее воинствующих американских военных и политических «ястребов», – даже она отвергала этот подход. Администрация Джорджа Буша-младшего занималась противоспутниковым оружием (и ракетной обороной) по крайней мере с таким же энтузиазмом, как и администрация Рейгана, хотя основной причиной для этого было предотвращение асимметричных атак на США и их союзников со стороны более слабых стран, нежели защита от массированных ударов со стороны примерно равных военных держав.

На сегодняшний момент военные силы США остаются первыми в космосе с огромным отрывом от других стран. Но они не используют полный наступательный и оборонительный потенциал, к которому призывает документ «Взгляд Космического командования вооруженных сил США на 2020 год» – тот уровень превосходства, который обеспечил бы Вашингтону свободный доступ и использование космоса для собственных целей; способность обороны всех своих космических объектов; а также возможность закрыть для других стран доступ в космос с агрессивными намерениями. Международное сообщество также не просило военную машину США «взять под управление» космическое коммуникационное пространство в качестве всемирной общественной функции. Другие страны в любом случае будут сопротивляться попыткам США получить господство во всех коммуникационных пространствах, и поэтому выполнение подобной миссии станет трудным, затратным и рискованным предприятием.

В будущем США, Китай, Индия и другие страны, скорее всего, смогут разработать все более усовершенствованные космические объекты, будь то двойного назначения или же сугубо военные, а также сложные сценарии того, как эти объекты могут быть использованы для получения или нейтрализации каких-либо преимуществ в ситуациях кризиса или незначительных войн. Взаимная подозрительность будет лишь возрастать. Финансовые средства будут перенаправляться от других бюджетных назначений. Уровень секретности относительно бюджетов на космические программы, закупки оборудования и соответствующих операций будет ужесточаться. Широкий диапазон рисков безопасности станет более серьезным.

Стратегический диалог сможет улучшить ситуацию лишь в том случае, если все стороны признают, что некоторые из их экспериментов в открытом космосе, проекты противоракетной обороны и попытки контролировать космос в качестве глобального коммуникационного пространства заставляют другие государства чувствовать себя крайне небезопасно. Конечно, степень незащищенности может быть снижена так, как это делалось в течение десятилетий – посредством ряда формальных постановлений, неформальных взаимных ограничений и заверений. Но, как отметила г-жа У, незащищенность будет, скорее всего, снижена, если попытки укрепить основанный на законодательных актах порядок в космосе будут выполняться на взаимовыгодных, справедливых и включающих в себя все стороны условиях. Подобные меры не могут быть направлены только на один тип угроз, например, разрушительное противоспутниковое оружие или же на один тип рисков, например, на ядерную войну.

 


Share: [addthis tool="addthis_inline_share_toolbox"]