Плати дороже, рискуй больше, получай меньше!

В третьем раунде Балдев Радж и П.Р. Васудева Рао объявили, что им удалось идентифицировать «несколько технических неточностей в моей статье для второго раунда. Я считаю такое заявление вводящим в заблуждение.

Например, я писал, что «высокоактивные отходы, стойкие отходы средней активности и низкоактивные отходы [от репроцессинга плутония и переработки] … должны быть рано или поздно захоронены, поэтому репроцессинг не устраняет необходимость репозитариев». Г-да Радж и Рао ответили на это, что «только высокоактивные отходы требуют захоронения в глубоких геологических репозитариях. Отходы средней активности могут быть захоронены в менее глубоких репозитариях». Но стойкие отходы средней активности, получающиеся в результате репроцессинга плутония и его переработки на самом деле подлежат захоронению в глубоких репозитариях (в то время как захоронение в неглубоких репозитариях адекватно для быстрораспадающихся радиоактивных отходов). Моя главная идея, тем не менее, состоит в том, что репроцессинг не устраняет необходимость репозитариев. Г-да Радж и Рао в корне проигнорировали эту мысль.

Г-да Радж и Рао также превратно понимают мой аргумент о том, что емкость спроектированного китайского репозитария для высокоактивных отходов в провинции Ганьсу удвоится, если из радиоактивных отходов будут выделены все трансурановые элементы, – и что такое же увеличение емкости можно достичь столетним ожиданием перед захоронением отходов. Г-да Радж и Рао оспаривают мои утверждения, сравнивая токсичность отходов, прошедших репроцессинг, с токсичностью отходов, которые не были подвергнуты репроцессингу. Но основная мысль моей статьи во втором раунде касалась снижения объемов отходов, которые Китай планирует поместить в репозитарии в Ганьсу. О токсичности я даже не упоминал.

В целом, что касается объема радиоактивных отходов, я согласен с моим коллегой по круглому столу Клаусом Янбергом, который во втором раунде написал, что точный учет всех потоков отходов, связанных с репроцессингом и реакторами-размножителями, делает однократный цикл «явным лидером».

Легкий выбор. Не так давно защитники реакторов на быстрых нейтронах заявляли, что реакторы-размножители и репроцессинг плутония могут снизить долгосрочные риски, связанные в захоронением высокоактивных отходов. Но эти долговременные преимущества перевешиваются краткосрочными рисками и затратами. Например, пропагандисты реакторов-размножителей приводят в качестве доказательства тот факт, что риски, связанные с утечками в геологических репозитариях, могут быть снижены, если все долгоживущие изотопы плутония и других трансурановых соединений, содержащихся в отработанном топливе, были бы трансмутированы (или расщеплены), таким образом существенно уменьшая дозы радиоактивности, способные просочиться в результате утечек. Но исследования показывают, что на шкале доз радиоактивности, могущих высвободиться в процессе утечек, доминируют долгоживущие продукты расщепления и активации в отработанном топливе, а не изотопы, которые могут быть расщеплены посредством реакторов-размножителей и репроцессинга. Плутоний является практически нерастворимым в глубоких подземных водах. Таким образом, репроцессинг не предоставляет явных долгосрочных преимуществ по снижению доз радиоактивности, способных просочиться – но, с другой стороны, этот процесс связан с регулярными выбросами долгоживущих радиоактивных газов из отработанного топлива. Репроцессинг также увеличивает риск взрывов баков для высокоактивных жидких отходов. (В том же самом ключе сторонники реакторов на быстрых нейтронах защищают точку зрения о том, что репроцессинг, – который снижает необходимость в добыче урана, – может снизить дозы облучения людей. Однако любые подобные преимущества обнуляются в связи с тем, что репроцессинг плутония и переработка подвергают радиации рабочих и население. В итоге, суммарное воздействие может даже оказаться отрицательным.)

В то же самое время все программы внедрения репроцессинга и реакторов на быстрых нейтронах, находящиеся на рассмотрении в настоящее время, значительно увеличивают стоимость ядерной энергии. Это значит, что те, кто принимают решения в сфере ядерной энергетики, должны выбирать между сравнительно незначительным снижением долгосрочных рисков, связанных с ядерными отходами, и получением краткосрочных выгод в сфере безопасности, надежности, человеческого здоровья и охраны окружающей среды. Выбор кристально ясен. На основании оценки затрат и пользы от программ репроцессинга плутония и реакторов на быстрый нейтронах, в 1996 году Национальная академия наук США сделала вывод о том, что «ни один из случаев снижения доз радиации не оказался достаточным для обоснования затрат и дополнительных эксплуатационных рисков трансмутации». Такая оценка является истинной и сегодня.

Наконец, г-да Радж и Рао утверждают, что г-н Янберг и я не оспаривали их аргументы о том, что «сегодняшнее поколение несет ответственность перед будущими поколениями в том, чтобы не истощать запасы урана». Вместо этого, пишут г-да Радж и Рао, г-н Янберг и я «сфокусировали свое внимание на вопросах экономики, отходах, а также на ядерной программе Индии…». Но почему ни г-н Янберг, ни я не можем обсуждать подобные вопросы – такие как экономика, отходы, распространение ядерного оружия, – на которые необходимо дать ответ при организации устойчивых систем ядерной энергии? И даже если кому-то придет в голову уделять столько внимания будущей доступности урана, как того желали бы г-да Радж и Рао, неужели репроцессинг имеет смысл, если уран будет доступен за невысокую цену– как это, кажется, и будет происходить еще долгое время?